После цитат из Солженицына заметно возбудились на mail.ru чекистские элементы и их помощники (так называемые "придурки").

У кого статья третится (применимы две трети) или половинится --
непременно надо идти помогать СВП, иначе не получишь "условно-досрочного". У
кого статья глухая -- не идут, им не нужно. И. А. Алексеев пишет: "основная
масса предпочитает медленную казнь, но в эти советы и секции не идёт".
А уже мы начинаем воздух ощущать, правда? О б щ е с т в е н н а я
д е я т е л ь н о с т ь в лагере! Какие лучшие чувства она воспитывает
(холуйство, донос, отталкивание соседа) -- вот и светлая лестница, ведущая в
небо исправления! Но и как же она скользка!
Вот из Тираспольского ИТК-2 жалуется Олухов (коммунист, директор
магазина, сел за злоупотребление): выступил на слёте передовиков
производства, кого-то разоблачал, "призывал заблудившихся сынов Родины к
добросовестному труду", зал ответил громкими аплодисментами. А когда сел на
свою скамейку, к нему подошёл зэк и сказал: "если бы ты, падло, выступил так
10 лет назад, я б тебя зарезал прямо на трибуне. А сейчас законы мешают, за
тебя, суку, расстрел дадут".

________

Энкаведешники -- сила. И они никогда не уступят добром. Уж если в 56-м
устояли -- постоят еще, постоят.
Это не только исправ-труд органы. И не только министерство Охраны. Мы
уже видели, как охотно поддерживают их и газеты, и депутаты. Потому что они
-- костяк. Костяк многого. Но не только сила у них -- у них и аргументы
есть. С ними не так легко спорить. Я -- пробовал.

________

Почему нас так раздражает украинский национализм, желание наших братьев
говорить и детей воспитывать, и вывески писать на своей мове? Даже Михаил
Булгаков (в "Белой гвардии") поддался здесь неверному чувству. Раз уж мы не
слились до конца, раз уж мы разные в чем-то (довольно того, что это ощущают
они, меньшие!) -- очень горько! но раз уж это так? раз упущено время и
больше всего упущено в 30-е и 40-е годы, обострено-то больше всего не при
царе, а после царя! -- почему нас так раздражает их желание отделиться? Нам
жалко одесских пляжей? черкасских фруктов?
Мне больно писать об этом: украинское и русское соединяются у меня и в
крови, и в сердце и в мыслях. Но большой опыт дружественного общения с
украинцами в лагерях открыл мне, как у них наболело. Нашему поколению не
избежать заплатить за ошибки старших.


________

А к тому же навалилось еще невиданное на русской памяти поражение,
и огромные деревенские пространства до обеих столиц и до Волги и многие
мужицкие миллионы мгновенно выпали из-под колхозной власти, и -- довольно же
лгать и ретушировать историю! -- оказалось, что республики хотят только
независимости! деревня -- только свободы от колхозов! рабочие -- свободы от
крепостных Указов! И если бы пришельцы не были так безнадёжно тупы и чванны,
не сохраняли бы для Великогермании удобную казённую колхозную администрацию,
не замыслили бы такую гнусь, как обратить Россию в колонию, -- то не
воротилась бы национальная идея туда, где вечно душили ей, и вряд ли
пришлось бы нам праздновать двадцатипятилетие российского коммунизма.

(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)

Было короткое время -- они забеспокоились. Уже упомянутый В. Н. Ильин
(бывший ген.-лейтенант МГБ) сказал по поводу Столбуновского (следователя
генерала Горбатова, тот помянул его): "Ай, ай, как нехорошо! Ведь у него
теперь неприятности начались. А человек хорошую пенсию получает". -- Да
потому за перо взялась и А. Ф. Захарова -- взволновалась, что скоро за всех
возьмутся; и о капитане Лихошерстове (!), которого "очернил" Дьяков,
написала горячо: "Он и сейчас капитан, секретарь парторганизации (!),
трудится на сельхозе. И представляете, как ему трудно сейчас работать, когда
о н?м такое пишут! Идёт разговор, что Лихошерстова будут разбирать и чуть ли
не привлекать!26 Да за что?! Хорошо, если это только разговор, а не
исключена возможность, что и додумаются. Вот уж это произведёт настоящий
фурор среди сотрудников МООП. Разбирать за то, что он выполнял все указания,
которые давались сверху? А теперь он должен отчитываться за тех, кто давал
эти указания? Вот это здорово! Стрелочник виноват!"
Но переполох быстро кончился. Нет, отвечать никому не придется.
Разбирать не будут никого.
Может быть, вот штаты немного кое-где сократились, -- да ведь
перетерпеть -- и расширятся! А пока гебисты, кто еще не дослужил до пенсии
или кому надо к пенсии добрать, пошли в писатели, в журналисты, в редакторы,
в лекторы-антирелигиозники, в идеологические работники, кто -- в директоры
предприятий. Сменив перчатки, они по-прежнему будут нас вести. Так и
над?жнее. (А кто хочет пребывать на пенсии -- пусть благоденствует.
Например, подполковник в отставке Хурденко. Подполковник, экий чин! --
небось, батальоном командовал? Нет, в 1938-м году начинал с простого
вертухая, держал кишку насильственного питания.)
А в архивных управлениях пока, не торопясь, просматривают и уничтожают
все лишние документы: расстрельные списки, постановления на ШИзо и БУРы,
материалы лагерных следствий, доносы стукачей, лишние данные о Практических
Работниках и конвоирах. Да и в санчасти, и в бухгалтерии -- везде найдутся
лишние бумаги, лишние следы...

...Мы придём и молча сядем на пиру.
Мы живые были вам не ко двору.
А сегодня мы безмолвны и мертвы,
Но и мёртвых нас еще боитесь вы!
(Виктория Г., колымчанка)

Заикнёмся: а что, правда, всё стрелочники да стрелочники? А как -- со
Службой Движения? А повыше, чем вертухаи, практические работники да
следователи? Те, кто только указательным пальцем шевелил? Кто только с
трибуны несколько слов...
Еще раз, как это? -- "виновники чудовищных злодеяний... ни при каких
обстоятельствах... справедливого возмездия... ни с чем не сравнимы...
стремившихся уничтожить целые народы..."
Тш-ш-ш! Тш-ш-ш! Потому-то в августе 1965 года с трибуны Идеологического
Совещания (закрытого совещания о Направлении наших умов) и было возглашено:
"Пора восстановить полезное и правильное понятие враг народа!"

_______

Еще заметим, что самодурству лагерных хозяев предела нет, контроля
нет!

(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)

А еще можно встретить твоего доносчика -- того, кто посадил тебя, и вот
преуспевает. И не карают его небесные молнии. Те, кто возвращаются в родные
места, те-то обязательно и видят своих стукачей. "Слушайте, -- уговаривает
кто погорячее, -- подавайте на них в суд! Хотя бы для общественного
разоблачения!" (Уж -- не больше, уж понимают все...) "Да нет уж.. да ладно
уж.." -- отвечают реабилитированные.
Потому что этот суд был бы в ту сторону, куда волами тянуть.
"Пусть их жизнь наказывает!" -- отмахивается Авенир Борисов. Только и
остается.
Композитор X. сказал Шостаковичу: "Вот эта дама, Л., член нашего Союза,
когда-то посадила меня". "Напишите заявление, -- сгоряча предложил
Шостакович, -- мы её из Союза исключим!" (Как бы не так!) X. и руками
замахал: "Нет уж, спасибо, меня вот за эту бороду по полу тягали, больше не
хочу".
Да уж о возмездии ли речь? Жалуется Г. Полев: "Та сволочь, которая меня
посадила, при выходе чуть снова не спрятала -- и спрятала бы! -- если б я не
бросил семью и не уехал из родного города".
Вот это -- по-нашему! вот это -- по-советски!
Что' же сон, что' же мираж болотный -- прошлое? или настоящее?..

________

20-е годы раскопали, притащили и расстреляли тёмных мужиков, за сорок
лет перед тем казнивших народовольцев по приговору царского суда. Но те
мужики были не свои. А доносчики эти -- плоть от плоти.
Вот та воля, на которую выпущены бывшие зэки. Есть ли еще в истории
пример, чтобы столько всем известного злодейства было неподсудно,
ненаказуемо?
И чего же доброго ждать? Что может вырасти из этого зловония?
Как великолепно оправдалась злодейская затея Архипелага!

________

В заявлении советского правительства от декабря 1964 года говорится:
"Виновники чудовищных злодеяний ни в коем случае и ни при каких
обстоятельствах не должны избежать справедливого возмездия... Ни с чем не
сравнимы злодеяния фашистских убийц, стремившихся уничтожить целые народы".
Это -- к тому, чтобы в ФРГ не разрешить применять сроков давности по
прошествии двадцати лет.
Только вот с а м и х с е б я судить не хочется, хотя бы и "стремились
уничтожить целые народы".
У нас много печатается статей о том, как важно наказывать сбежавших
западногерманских преступников. Есть просто специалисты по таким статьям,
например Лев Гинзбург. Он пишет (говорят, что -- для аналогии): какая
моральная подготовка должна была быть проведена нацистами, чтобы массовые
убийства показались им естественными и нравственными? Теперь законодатели
ищут защиты в том, что не они же исполняли приговоры! А исполнители -- в
том, что не они же издавали законы!
Как знакомо... Мы только что прочли у наших практических: "Содержание
заключ?нных связано с исполнением приговора... Охрана не знала, кто за что
сидит".
Так надо было узнать, если вы люди! Потому вы и злодеи, что не имели ни
гражданского, ни человеческого взгляда на охраняемых людей. А разве не было
инструкций и у нацистов? А разве не было у нацистов веры, что они спасают
арийскую расу?
Да и наши следователи не запнутся (уже не запинаются) ответить: а зачем
же заключённые сами на себя показывали? Надо было, мол, твёрдо стоять, когда
мы их пытали! А зачем же доносчики сообщали ложные факты? Ведь мы опирались
на них, как на свидетельские показания!

(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)

Торопясь арестовывать, освобождать у нас не торопятся. Если б
какого-нибудь несчастного демократического грека или социалистического турка
задержали бы в тюрьме на один день сверх положенного, - да об этом бы
захлёбывалась мировая пресса.

_______

Разжимались чёртовы когти...

_______

Тогда жирный председатель, сам первейший бездельник, собрал всех нас в свой
торжественный кабинет и сказал:
-- Так вот что. Последний вывод медицина, что человек совсем не нужен
спать восемь часов. Абсолютно достаточно -- четыре часа! Поэтому приказываю:
начало работы -- семь утра, конец -- два часа ночи, перерыв на обед час и на
ужин час.

_______

Учительница Деева уволена "за моральное разложение": она уронила
престиж учителя, выйдя замуж за... освободившегося заключённого (которому в
лагере преподавала)!
Это уже не при Сталине, это -- при Хрущеве.

_______

Понятно и почему стукачи не желают воспоминаний и встреч: боятся
упрёков и разоблачений.
Но у остальных? Не слишком ли это глубокое рабство? Добровольный зарок,
чтоб не попасть второй раз? "Забыть, как сон, забыть, забыть видения
проклятого лагерного прошлого," -- сжимает виски кулаками Настенька В.,
попавшая в тюрьму не как-нибудь, а с огнестрельной раной. Почему
филолог-классик А. Д., по роду занятий своих умственно взвешивающий сцены
древней истории, -- почему и он велит себе "всё забыть"? Что ж поймёт он
тогда во всей человеческой истории?


_______

Когда-то горячий, удачливый, нетерпеливый комбриг гражданской войны И.
С. Карпунич-Бравен не вникал в списки, подносимые начальником Особого
Отдела, и не вверху листа, а внизу, не прописными буквами, а строчными, как
безделицу, помечал тупым карандашом без точек: в м (это значило: Высшая
Мера! всем!). Потом были ромбы в петлицах, потом двадцать с половиною лет
Колымы -- и вот он живёт средь леса на одиноком хуторе, поливает огород,
кормит кур, мастерит в столярке, не подаёт просьбы о реабилитации, матом
кроет Ворошилова, сердито пишет в тетрадках свои ответы, ответы и ответы на
каждую радиопередачу и каждую газетную статью. Но еще проходят годы -- и
хуторной философ со значением выписывает из книги афоризм:
"Мало любить человечество, надо уметь переносить людей".
А перед смертью -- своими словами, да такими, что вздрогнешь, -- не
мистика ли? не старик ли Толстой:
"Я жил и судил всё по себе. Но теперь я другой человек и уже не сужу по
себе".

(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)

Куда же ссылали нации? Охотно и много -- в Казахстан, и тут вместе с
обычными ссыльными они составили добрую половину республики, так что с
успехом её можно было теперь называть Казэкстан. Но не обделены были и
Средняя Азия, и Сибирь (множество калмыков вымерло на Енисее), Северный Урал
и Север Европейской части.
Считать или не считать ссылкою народов высылку прибалтийцев? Формальным
условиям она не удовлетворяет: ссылали не всех подчистую, народы как будто
остались на месте (слишком близко к Европе, а то ведь как хотелось!). Как
будто остались, но прорежены по первому разряду.
Их чистить начали рано: еще в 1940 году, сразу, как только вошли туда
наши войска, и еще прежде, чем обрадованные эти народы единодушно
проголосовали за вступление в Советский Союз. Изъятие началось с офицеров.
Надо представить себе, чем было для этих молодых государств их первое (и
последнее) поколение собственных офицеров: это были не чванные
бароны-лоботрясы, а сама серьёзность, ответственность и энергия нации. Еще
гимназистами в снегах под Нарвой они учились как неокрепшей своей грудью
отстоять неокрепшую родину. Теперь этот сгущенный опыт и энергию срезали
одним взмахом косы, это было важнейшим приготовлением к плебисциту. Да это
испытанный был рецепт -- разве не то же делалось когда-то и в коренном
Союзе? Тихо и поспешно уничтожить тех, кто может возглавить сопротивление,
еще тех, кто может возбуждать мыслями, речами, книгами -- и как будто народ
весь на месте, а уже и нет народа. Мёртвый зуб снаружи первое время вполне
похож на живой.
Но в 1940-м году для Прибалтики это не ссылка была, это были лагеря, а
для кого-то -- расстрелы в каменных тюремных дворах. И в 1941-м году,
отступая, хватали, сколько могли людей состоятельных, значительных,
заметных. увозили, угоняли их с собой как дорогие трофеи, а потом сбрасывали
как навоз, на коченелую землю Архипелага (брали непременно ночами, 100 кг
багажа на всю семью и глав семей уже при посадке отделяли для тюрьмы и
уничтожения). Всю войну затем (по ленинградскому радио) угрожали Прибалтике
беспощадностью и местью. В 1944-м, вернувшись, угрозы исполнили, сажали
обильно и густо. Но и это еще не была массовая народная ссылка.
Главная ссылка прибалтийцев разразилась в 1948-м году (непокорные
литовцы), в 1949-м (все три нации) и в 1951-м (еще раз литовцы). В эти же
совпадающие годы скребли и Западную Украину, и тоже последняя высылка
произошла там в 1951-м году.
Кого-то готовился Генералиссимус ссылать в 1953-м году? Евреев ли?
Кроме них кого? То ли всю Правобережную Украину? Этого великого замысла мы
никогда не узнаем. Я подозреваю, например, что была у Сталина неутолённая
жажда сослать всю Финляндию в прикитайские пустыни -- но не удалось это ему
ни в 1940-м, ни в 1947-м (попытка переворота Лейно). Приискал бы он местечко
за Уралом хоть и сербам, хоть и пелопонесским грекам.
Если бы этот Четвёртый Столп Передового Учения продержался б еще лет
десять -- не узнали бы мы этнической карты Евразии, произошло бы великое
Противопереселение народов.

(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)

В "Архипелаге" Солженицына говорится, что женщина посетила мужа в заключении и не узнала его поведения, так как к нему был приставлен гипнотизёр, которых использовали и на допросах. Работали чекистские школы, которые готовили гипнотизёров.

В эту жестокость трудно верится: чтобы зимним вечером в тайге сказали:
вот здесь! Да разве л ю д и так могут? А ведь везут -- днём, вот и привозят
к вечеру. Сотни-сотни тысяч именно так завозили и покидали, со стариками,
женщинами и детьми. А на Кольском полуострове (Аппатиты) всю полярную тёмную
зиму жили в простых палатках под снегом. Впрочем, настолько ли уж
милосердней, если приволжских немцев эшелонами привозят летом (1931-го года,
31-го, а не 41-го, не ошибитесь!) в безводные места карагандинской степи --
и там велят копать и строиться, а воду выдают рационом? Да и там же наступит
зима тоже. (К весне 1932-го дети и старики вымерли -- дизентерия,
дистрофия.) -- В самой Караганде, как и в Магнитогорске, строили долгие
низкие землянки-общежития, похожие на склады для овощей. На Беломорканале
селили приехавших в опустевших лагерных бараках. А на Волгоканал -- да за
Химки сразу, их привозили еще д о лагеря, тотчас после конца
гидрографической разведки, сбрасывали на землю и велели землю кайлить и
тачки катать (в газетах писали: "на канал привезены машины"). Хлеба не было;
свои землянки рыть -- в свободное время. (Там теперь катера прогулочные
возят москвичей. Кости -- на дне, кости в земле, кости -- в бетоне.)
При подходе Чумы, в 1929 г., в Архангельске закрыли все церкви: их и
вообще-то назначено было закрывать, а тут подкатила всамделишная нужда
размещать "раскулаченных". Большие потоки ссылаемых мужиков текли через
Архангельск, и на время стал весь город как одна большая пересылка. В церкви
настроили многоэтажных нар, только топить было нечем. На станции
разгружались и разгружались телячьи эшелоны, и под лай собак шли угрюмые
лапотники на свои церковные нары. (Мальчику Ш. запомнилось, как один мужик
шёл под упряжной дугой на шее: впопыхах высылки не сообразил, что' ему всего
нужнее. А кто-то нёс граммофон с трубою. Кинооператоры, вам работа!..) В
церкви Введения восьмиэтажные нары, не скреплённые со стенами, рухнули
ночью, и много было подавлено семей. На крики стянулись к церкви войска.
Так они жили чумной зимою. Не мылись. Гноились тела. Развился сыпняк.
Мёрли. Но архангелогородцам был строгий приказ: спецпереселенцам (так
назывались сосланные мужики) не помогать!! Бродили умирающие хлеборобы по
городу, но нельзя было ни единого в дом принять, накормить или за ворота
вынести чаю: за то хватала местных жителей милиция и отбирала паспорта.
Идёт-бредёт голодный по улице, споткнулся, упал -- и м?ртв. Но и таких
нельзя было подбирать (еще ходили агенты и следили, кто выказал
добросердечие). В это самое время пригородных огородников и животноводов
тоже высылали ц е л ы м и д е р е в н я м и под гребло (опять: кто ж там
кого эксплоатировал?), и жители Архангельска сами тряслись, чтоб не сослали
и их. Даже остановиться, наклониться над трупом боялись. (Один лежал близко
от ГПУ, не подбирали.)
Хоронили их в порядке организованном, коммунальная служба. Без гробов,
конечно, в общих ямах, рядом со старинным городским кладбищем по Вологодской
улице -- уже в открытом поле. И памятных знаков не ставили.
И всё это было для хлебоделов -- только пересылка. Еще был большой их
лагерь за селом Талаги, и некоторых брали на лесопогрузочные работы. Но
исхитрился кто-то написать на бревне письмо заграницу (вот так и обучай
крестьян грамоте!) -- и сняли их с той работы. Их путь лежал дальше -- на
Онегу, на Пинегу и вверх по Двине.
Мы шутили в лагере: "дальше солнца не сошлют". Однако, тех мужиков
слали дальше, где еще долго не будет того крова, под которым засветить
лучину.
От всех предыдущих и всех последующих советских ссылок мужицкая
отличалась тем, что их ссылали ни в какой населенный пункт, ни в какое
обжитое место -- а к зверям, в дичь, в первобытное состояние. Нет, хуже: и в
первобытном состоянии наши предки выбирали посёлки хотя бы близ воды.
Сколько живёт человечество -- еще никто не строился иначе. Но для
спецпосёлков чекисты выбирали места (а сами мужики не имели права выбирать!)
на каменистых косогорах (над р. Пинегой на высоте 100 метров, где нельзя
докопаться до воды и ничего не вырастет на земле.) В трёх-четырёх километрах
бывала удобная пойма -- но нет, по инструкциям не положено близ не? селить!
Оказывались сенокосы в десятках километров от посёлка, и сено привозили на
лодках... Иногда прямо з а п р е щ а л и с е я т ь х л е б. (Направление
хозяйства тоже определяли чекисты!) Нам, горожанам, еще одно непонятно: что
значит исконная жизнь со скотиной, без скотины не бывает жизни у крестьянина
-- и вот на много лет обречены они не слышать ни ржанья, ни мычанья, ни
блеяния; ни седлать, ни доить, ни кормить.
На реке же Чулым в Сибири спецпос?лок кубанских казаков обтянули
колючей проволокой и поставили вышки, как в лагере.
Кажется всё было сделано, чтобы ненавистные эти трудяги вымирали
поскорей, освободили бы нашу страну и от себя и от хлеба. И действительно,
много таких спецпосёлков вымерло полностью. И теперь на их местах
какие-нибудь случайные перехожие люди постепенно дожигают бараки, а ногами
отшвыривают черепа.
Никакой Чингисхан не уничтожил столько мужика, сколько славные наши
Органы, ведомые Партией.

(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)

Эти лагеря и не могли начаться иначе. И угнетённые, и угнетатели пришли
из ИТЛ'овских лагерей, и десятилетия рабской и господской традиции стояли и
за теми и за другими. Образ жизни и образ мыслей переносился вместе с живыми
людьми, они притепляли и поддерживали его друг в друге, потому что ехали по
несколько сот человек с одного лаготделения. На новое место они привозили с
собой всеобщую внушённую уверенность, что в лагерном мире человек человеку
-- крыса и людоед, и не бывает иначе. Они привозили в себе интерес к одной
лишь своей судьбе и полное равнодушие к судьбе общей. Они ехали, готовые к
беспощадной борьбе за захват бригадирства, за теплые придурочьи места на
кухне, в хлеборезке, в каптёрках, в бухгалтерии и при КВЧ.
Но когда на новое место едет одиночка, он в своих расчётах устроиться
там может полагаться только на случайную удачу и на свою бессовестность.
Когда же долгим этапом, две-три-четыре недели везут в одном вагоне, моют в
одних пересылках, ведут в одном строю уже довольно сталкивавшихся лбами, уже
хорошо оценивших друг в друге и бригадирский кулак, и умение подползать к
начальству, и умение кусать из-за угла, и умение тянуть "налево",
отворачивая от работяг, -- когда вместе этапируют уже спевшееся кубло
придурков, -- естественно, им не предаваться свободолюбивым мечтам, а дружно
перенести эстафету рабства, сговориться, как они будут захватывать ключевые
посты в новом лагере, оттесняя придурков из других лагерей. А работяги
тёмные, вполне смирившиеся со своей корявой тёмной судьбой, сговариваются,
как им на новом месте составить бригаду получше да подпасть под сносного
бригадира.
И все эти люди бесповоротно забыли не только то, что каждый из них --
человек, и несёт в себе Божий огонь, и способен на высшую участь, но забыли
даже, что спину можно бы и разогнуть, что простая свобода есть такое же
право человека, как воздух, что все они -- так называемые политические, и
вот теперь остаются промеж себя.

(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)

Положено будет начертание на правую руку или на чело их.

(Не защищаем ли мы сатанизм?)

Дальше за стеной сразу видна улица, и ларек с пивом, и все, кто там
ходят, стоят -- или принесли в тюрьму передачу или ждут возврата тары. А еще
дальше -- кварталы, кварталы таких одноэтажных домиков, и изгиб Иртыша и
даже заиртышские дали.
Какая-то живая девушка, которой только что вернули с вахты пустую
корзину из-под передачи, подняла голову, завидела нас в окне и наши
приветственные помахивания, но виду не подала. Пристойным шагом, чинно зашла
за пивной ларёк, что её не просматривали с вахты, а там вдруг порывисто вся
изменилась, корзину опустила, машет, машет нам обеими вскинутыми руками,
улыбается! Потом быстрыми петлями пальца показывает: "пишите, пишите
записки!", и -- дугой пол?та: "бросайте, бросайте мне!", и -- в сторону
города: "отнесу, передам!". И распахнула обе руки: "что еще вам? чем помочь?
Друзья!"
Это было так искренне, так прямодушно, так непохоже на нашу
замордованную волю, на наших замороченных граждан! -- да в чём же дело???
Время такое настало? Или это в Казахстане так? здесь ведь половина --
ссыльных...
Милая бесстрашная девушка! Как быстро ты прошла, как верно усвоила
притюремную науку! Какое счастье (да не слезы ли в уголке глаза?), что еще
есть вы, такие!.. Прими наш поклон, безымянная! Ах, весь наш народ был бы
такой! -- ни черта б его не сажали! заели бы проклятые зубья!

________

Вот огородная спасская сценка: человек полтораста зэков, сговорясь, ринулись
разом на один такой огород, легли и грызут с гряд овощи. Охрана сбежалась,
бьёт их палками, а они лежат и грызут.
Хлеба давали неработающим инвалидам 550, работающим -- 650.
Еще не знал Спасск медикаментов (на такую ораву где взять! да и всё
равно им подыхать) и постельных принадлежностей. В некоторых бараках вагонки
сдвигались и на сдвоенных щитах ложились уже не по двое, а по четверо
впритиску.
Да, еще же была работа! Каждый день 110-120 человек выходило на рытье
могил. Два студебекера возили трупы в обрешётках, откуда руки и ноги
выпячивались. Даже в летние благополучные месяцы 1949 года умирало по 60-70
человек в день, а зимой по сотне (считали эстонцы, работавшие при морге).
(В других Особлагах не было такой смертности, и кормили лучше, но и
работы же покрепче, ведь не инвалиды -- это читатель уравновесит уже сам.)
Все это было в 1949 (тысяча девятьсот сорок девятом) году -- на
тридцать втором году Октябрьской революции, через четыре года после того,
как кончилась война и её суровые необходимости, через три года после того,
как закончился Нюрнбергский процессе и всё человечество узнало об ужасах
фашистских лагерей и вздохнуло с облегчением: "это не повторится!.."


(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)

Как физическое страдание чувствуется только до известного • предела, после которого теряется сознание, так и в наших общественных муках давно уже мы перешли предел самосознания и находимся во власти обыденного процесса, мы теперь больше не можем оценивать свое состояние. Сегодня ночью я представил себе лучший момент своей жизни и ту женщину, и с которой я делил эти дни. Она теперь в Англии. «Что, если,- подумал я,- написать ей письмо о себе теперешнем». Какая! бездна падения представилась мне: это я живу теперь в холодной комнате обгрызанной усадьбы, жмусь от холода, вечно думаю, как прокормиться на сегодня и завтра и т. д.
А в общем ничего нового, ведь я же всегда чувствовал неестественное положение нас, свободных людей, среди моря рабов, и жизнерадостность, о которой я писал, была явно трагического происхождения: это была радость человека со считанными днями жизни.

(М.М. Пришвин. Дневники)

Кириков решился строить избу, потому что считает, что свободу в этих условиях можно добыть себе только земледельческим трудом. Для устройства ему надо сойтись со всеми местными заправилами, так что против них ему теперь нельзя и пикнуть, он пропал как общественный деятель.

(М.М. Пришвин. Дневники)

Вспоминаются сосланные в Казахстан чеченцы и прочие народы в "Архипелаге" Солженицына, их разный стиль поведения.

Особенно прилегают к моей душе эстонцы и литовцы. Хотя я сижу с ними на
равных правах, мне так стыдно перед ними, будто посадил их я. Неиспорченные,
работящие, верные слову, недерзкие -- за что и они втянуты на перемол под те
же проклятые лопасти? Никого не трогали, жили тихо, устроенно и нравственнее
нас -- и вот виноваты в том, что хочется нам кушать, виноваты в том, что
живут у нас под локтем и отгораживают от нас море.
"Стыдно быть русским!" -- воскликнул Герцен, когда мы душили Польшу.
Вдвое стыдней мне сейчас перед этими незабиячливыми беззащитными народами.
К латышам у меня отношение сложнее. Тут -- рок какой-то. Ведь они это
сами сеяли.
А украинцы? Мы давно не говорим -- "украинские националисты", мы
говорим только "бендеровцы", и это слово стало у нас настолько ругательным,
что никто и не думает разбираться в сути. (Еще говорим -- "бандиты" по тому
усвоенному нами правилу, что все в мире, кто убивает за нас -- "партизаны",
а все, кто убивает нас -- "бандиты", начиная с тамбовских крестьян 1921
года.)

Скоробогатов палит свинью и конфузится меня: думает, что я очень ему завидую.
- Салом мясо! - приветствую я богатого.
- Спасибо! - отвечает.
- Не завидую вам.
- А что?
- Да много вы труда положили на выкормку, целый год кормили, и всего вышла одна свинья, а я и не трудился, а вокруг меня все свиньи.

(М.М. Пришвин. Дневники)

Новый лозунг Ленина «государственный капитализм» совершенно в духе всего учения Маркса: государство, как фабрика, и гражданин homo faber.

(М.М. Пришвин. Дневники)

Читал фельетон Ленина о новой экономической политике - длинная, бесконечная речь! Читаешь, будто едешь по этой теперь мерзлой, колючей земле на серой кляче в телеге, и, кажется, конца нет, пока вытянет кляча и доедешь до города,- так бездарен его стиль, так убога, низменна эта мещанская мысль, видящая избавление человечества в зависимости только от материальных (внешних) отношений.

(М.М. Пришвин. Дневники)

Как физическое страдание чувствуется только до известного предела, после которого теряется сознание, так и в наших общественных муках давно уже мы перешли предел самосознания и находимся во власти обыденного процесса, мы теперь больше не можем оценивать свое состояние. Сегодня ночью я представил себе лучший момент своей жизни и ту женщину, и с которой я делил эти дни. Она теперь в Англии. «Что, если,- ^подумал я,- написать ей письмо о себе теперешнем». Какая ! бездна падения представилась мне: это я живу теперь в холод-^ной комнате обгрызанной усадьбы, жмусь от холода, вечно думаю, как прокормиться на сегодня и завтра и т. д.
Как слепые не видят света, глухие не слышат музыки, так слепы и глухи бесчисленные люди к высшему закону бытия: их доля - мышиная беготня в вечном страхе перед чем-то, чего они не понимают, они живут, как рабы под кнутом. Но кто же Совершенный из людей, управляющий жизнью? Нет его! И свобода есть лишь сознание необходимости идти по пути высшего закона. И свободны невинные дети...

(М.М. Пришвин. Дневники)

Похоже на встречу Веры Алекс. Хрущевой в Оптине с дочерью, которая убежала и постриглась в монастыре. С отчаянья Мать, светская дама, постриглась тоже... Она отказалась от личной жизни, как бы убила себя, тут же приходится еще убивать других и физически убивать.


_______

Возможно и такое положение, что сын будет участником расстрела отца и среди кровопийцев будет верить в «цистейшую» душу. Инквизиция была и в христианстве.


_______

Ум на то дан человеку, чтобы он у м е л, ум - способность учиться, изобретать, торговать и обходиться с людьми.

_______

Ключевский говорит, что вместе с расширением территории в России все более и более стеснялась свобода наиболее трудящейся части населения. Следствием этого являлись народные волнения, и если бы их не было, то не оставалось бы никаких надежд на будущность русского государства.
Значит, состояние смуты у нас органически необходимо, а настоящее время есть высшее напряжение смуты. Периодический голод и смута - вот что неизбежно вытекало из русской истории.

_______

Во всяком труде, кроме барского, есть моральные его условия, и лозунг нашей республики «Кто не работает, тот не ест» является наиболее бессовестным, потому что в основу труда ставят не совесть, а страх остаться голодным.

_______

Наши попы возятся всегда с серединой, в этом среднем из обывателей они находят точку применения своей религиозной идиллии. Замечательно, что попы почти всегда лишены всяких признаков эстетических чувств, красота для них существует не в личном творчестве, а как данное, объектив: им личное творчество и непонятно, и враждебно, как попытка быть по-своему.


_______

Есть чувство сострадания, которое, кажется, одно может примирить эстета с жизнью, в конце концов, страдают все, и каждый человек может быть предметом сострадания. Это сострадание и является выходом из порочного круга эстетизма (так выходят Шопенгауэр, Ницше, Мережковский и др.): оно приводит к религии, жалко цветов, убиваемых морозом, детей голодных, крестьян, рабочих, невинных существ, погибающих в сетях политиков, жалко! и отсюда религия. Жалость к людям позволяет сочувствовать и их радостям, которые ведь и бывают только на одну минуту.




(М.М. Пришвин. Дневники)

На Опытной станции в Батищеве получили из Германий молотилку, и в ней оказалась записочка по-русски из Штенина-«Товарищи, я жил в Петрограде, теперь живу в Штенине, пишите мне».Прилагается адрес. Очевидно, советский эмигрант.Как в тюрьме письмо с воли в камеру,- наша России тюремная камера.
Говорят приехавшие из Америки, что там никто не верит худому в России и слова худого о России нельзя сказать при рабочих. Одна дама поехала оттуда в Россию, у границы ей сказали, что ее обворуют, рассердилась, но через несколько часов ее всю обворовали. А потом и все другие сюрпризы. Теперь думает утопиться.
...Все почти посетители Музея, осмотрев дом,говорят: «И две старые девы жили в таком доме,пользовались таким богатством!» Почти все находятся в трансе демократической злобы и зависти. Выход из этого безнадежного душевного состояния только - сделаться самому богатым или найти в себе какой-нибудь духовный талант. Так мужики выходят на хутора и, богатея, перестают злиться на буржуев. Хорошо, если русские интеллигенты будут добиваться собственного,индивидуального мнения, - собственное мнение и есть выход на хутор, на «собинку».

_______

Говорят, что Блок расстался с жизнью с злобной радостью.

_______

Большевики с идеалом, как с женой, живут.

_______

Хозяйственный мужик Дмитрий Павлов. Дмитрок смутной душой чувствует так, будто кто-то, кто стоит на дороге хозяйства и портит всякий хозяйский замысел. Это ощущение знакомо и всякому культурному работнику, если я«партийный», то называю врага контрреволюцией,или беспартийный - большевиками, жидами и т. д.;ни то, ни другое, ни третье неверно, лицо врага остается нам неизвестным, Дмитрок более прав в своем неясном стремлении.


_______

Сны проходят, как утренние облака перед солнцем... Вот сегодня таким сонным облаком предстал А. А. Стахович, кругом всё памятники обыкновенным людям.
- Необыкновенный человек у них бунтарь? - спросил я.
- Бунтарь,- сказал Стахович.
Я думал при этом, сколько у нашего высшего дворянства было чего-то детского, забавы много было в них, а в демократии новой все напряженно-серьезно.


_______

Русский дикарь бросается на книжку и самую трудную для понимания: потребность интеллекта. Переворот: проклятие интеллекту, религия. А нужно бы просто взять самый интеллект под контроль чувства жизни...

_______

Вчера вечером получена из волости бумага, что если шкрабы (Прим.:школьные работники) не явятся наутро к 10 часам (за 15 верст), то будут сурово наказаны. А у нас экзамены.
Надо вести дневники школьного учителя. В пятницу прихожу в отдел, сидит новый заведующий Ильенков, стоят Кур-санов, интеллигент, исключенный из партии, волостной заведующий отделом нар. образ., солдат с мутными глазами, говорят, что он недавно приехал из германского плена и был спартаковец. Курсанов говорит:говорят, что он недавно приехал из германского плена и был спартаковец. Курсанов говорит: «Арестовать их всех на пять дней». Спартаковец: «Да, нужно арестовать».- «Кого?» - спрашиваю. «Шкрабов».- «За что?» - «Не представили личные карточки в трехдневный срок».- «Кто же будет учить, если арестовать?» Курсанов: «Ничего, учительница посидит дней пять, освежится и опять заучит».- «Ну, если вы арестуете,- говорю,- то я постараюсь вас арестовать, всех, кто сидит в городе по народному образованию». Ильенков: «?!» - «Извольте,- говорю,- вот за что, вот ваши преступления: за весь год ни один представитель отдела не был ни в одной школе и т. д. ...».

(М.М. Пришвин. Дневники)

Мне бы хотелось чтобы более нормальными, не вызывающими негативных реакций, как, в советское время длинные волосы у мальчиков, стали расставания с женщинами или с местом прописки.