В эту жестокость трудно верится: чтобы зимним вечером в тайге сказали:
вот здесь! Да разве л ю д и так могут? А ведь везут -- днём, вот и привозят
к вечеру. Сотни-сотни тысяч именно так завозили и покидали, со стариками,
женщинами и детьми. А на Кольском полуострове (Аппатиты) всю полярную тёмную
зиму жили в простых палатках под снегом. Впрочем, настолько ли уж
милосердней, если приволжских немцев эшелонами привозят летом (1931-го года,
31-го, а не 41-го, не ошибитесь!) в безводные места карагандинской степи --
и там велят копать и строиться, а воду выдают рационом? Да и там же наступит
зима тоже. (К весне 1932-го дети и старики вымерли -- дизентерия,
дистрофия.) -- В самой Караганде, как и в Магнитогорске, строили долгие
низкие землянки-общежития, похожие на склады для овощей. На Беломорканале
селили приехавших в опустевших лагерных бараках. А на Волгоканал -- да за
Химки сразу, их привозили еще д о лагеря, тотчас после конца
гидрографической разведки, сбрасывали на землю и велели землю кайлить и
тачки катать (в газетах писали: "на канал привезены машины"). Хлеба не было;
свои землянки рыть -- в свободное время. (Там теперь катера прогулочные
возят москвичей. Кости -- на дне, кости в земле, кости -- в бетоне.)
При подходе Чумы, в 1929 г., в Архангельске закрыли все церкви: их и
вообще-то назначено было закрывать, а тут подкатила всамделишная нужда
размещать "раскулаченных". Большие потоки ссылаемых мужиков текли через
Архангельск, и на время стал весь город как одна большая пересылка. В церкви
настроили многоэтажных нар, только топить было нечем. На станции
разгружались и разгружались телячьи эшелоны, и под лай собак шли угрюмые
лапотники на свои церковные нары. (Мальчику Ш. запомнилось, как один мужик
шёл под упряжной дугой на шее: впопыхах высылки не сообразил, что' ему всего
нужнее. А кто-то нёс граммофон с трубою. Кинооператоры, вам работа!..) В
церкви Введения восьмиэтажные нары, не скреплённые со стенами, рухнули
ночью, и много было подавлено семей. На крики стянулись к церкви войска.
Так они жили чумной зимою. Не мылись. Гноились тела. Развился сыпняк.
Мёрли. Но архангелогородцам был строгий приказ: спецпереселенцам (так
назывались сосланные мужики) не помогать!! Бродили умирающие хлеборобы по
городу, но нельзя было ни единого в дом принять, накормить или за ворота
вынести чаю: за то хватала местных жителей милиция и отбирала паспорта.
Идёт-бредёт голодный по улице, споткнулся, упал -- и м?ртв. Но и таких
нельзя было подбирать (еще ходили агенты и следили, кто выказал
добросердечие). В это самое время пригородных огородников и животноводов
тоже высылали ц е л ы м и д е р е в н я м и под гребло (опять: кто ж там
кого эксплоатировал?), и жители Архангельска сами тряслись, чтоб не сослали
и их. Даже остановиться, наклониться над трупом боялись. (Один лежал близко
от ГПУ, не подбирали.)
Хоронили их в порядке организованном, коммунальная служба. Без гробов,
конечно, в общих ямах, рядом со старинным городским кладбищем по Вологодской
улице -- уже в открытом поле. И памятных знаков не ставили.
И всё это было для хлебоделов -- только пересылка. Еще был большой их
лагерь за селом Талаги, и некоторых брали на лесопогрузочные работы. Но
исхитрился кто-то написать на бревне письмо заграницу (вот так и обучай
крестьян грамоте!) -- и сняли их с той работы. Их путь лежал дальше -- на
Онегу, на Пинегу и вверх по Двине.
Мы шутили в лагере: "дальше солнца не сошлют". Однако, тех мужиков
слали дальше, где еще долго не будет того крова, под которым засветить
лучину.
От всех предыдущих и всех последующих советских ссылок мужицкая
отличалась тем, что их ссылали ни в какой населенный пункт, ни в какое
обжитое место -- а к зверям, в дичь, в первобытное состояние. Нет, хуже: и в
первобытном состоянии наши предки выбирали посёлки хотя бы близ воды.
Сколько живёт человечество -- еще никто не строился иначе. Но для
спецпосёлков чекисты выбирали места (а сами мужики не имели права выбирать!)
на каменистых косогорах (над р. Пинегой на высоте 100 метров, где нельзя
докопаться до воды и ничего не вырастет на земле.) В трёх-четырёх километрах
бывала удобная пойма -- но нет, по инструкциям не положено близ не? селить!
Оказывались сенокосы в десятках километров от посёлка, и сено привозили на
лодках... Иногда прямо з а п р е щ а л и с е я т ь х л е б. (Направление
хозяйства тоже определяли чекисты!) Нам, горожанам, еще одно непонятно: что
значит исконная жизнь со скотиной, без скотины не бывает жизни у крестьянина
-- и вот на много лет обречены они не слышать ни ржанья, ни мычанья, ни
блеяния; ни седлать, ни доить, ни кормить.
На реке же Чулым в Сибири спецпос?лок кубанских казаков обтянули
колючей проволокой и поставили вышки, как в лагере.
Кажется всё было сделано, чтобы ненавистные эти трудяги вымирали
поскорей, освободили бы нашу страну и от себя и от хлеба. И действительно,
много таких спецпосёлков вымерло полностью. И теперь на их местах
какие-нибудь случайные перехожие люди постепенно дожигают бараки, а ногами
отшвыривают черепа.
Никакой Чингисхан не уничтожил столько мужика, сколько славные наши
Органы, ведомые Партией.

(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)