Положено будет начертание на правую руку или на чело их.

(Не защищаем ли мы сатанизм?)

Дальше за стеной сразу видна улица, и ларек с пивом, и все, кто там
ходят, стоят -- или принесли в тюрьму передачу или ждут возврата тары. А еще
дальше -- кварталы, кварталы таких одноэтажных домиков, и изгиб Иртыша и
даже заиртышские дали.
Какая-то живая девушка, которой только что вернули с вахты пустую
корзину из-под передачи, подняла голову, завидела нас в окне и наши
приветственные помахивания, но виду не подала. Пристойным шагом, чинно зашла
за пивной ларёк, что её не просматривали с вахты, а там вдруг порывисто вся
изменилась, корзину опустила, машет, машет нам обеими вскинутыми руками,
улыбается! Потом быстрыми петлями пальца показывает: "пишите, пишите
записки!", и -- дугой пол?та: "бросайте, бросайте мне!", и -- в сторону
города: "отнесу, передам!". И распахнула обе руки: "что еще вам? чем помочь?
Друзья!"
Это было так искренне, так прямодушно, так непохоже на нашу
замордованную волю, на наших замороченных граждан! -- да в чём же дело???
Время такое настало? Или это в Казахстане так? здесь ведь половина --
ссыльных...
Милая бесстрашная девушка! Как быстро ты прошла, как верно усвоила
притюремную науку! Какое счастье (да не слезы ли в уголке глаза?), что еще
есть вы, такие!.. Прими наш поклон, безымянная! Ах, весь наш народ был бы
такой! -- ни черта б его не сажали! заели бы проклятые зубья!

________

Вот огородная спасская сценка: человек полтораста зэков, сговорясь, ринулись
разом на один такой огород, легли и грызут с гряд овощи. Охрана сбежалась,
бьёт их палками, а они лежат и грызут.
Хлеба давали неработающим инвалидам 550, работающим -- 650.
Еще не знал Спасск медикаментов (на такую ораву где взять! да и всё
равно им подыхать) и постельных принадлежностей. В некоторых бараках вагонки
сдвигались и на сдвоенных щитах ложились уже не по двое, а по четверо
впритиску.
Да, еще же была работа! Каждый день 110-120 человек выходило на рытье
могил. Два студебекера возили трупы в обрешётках, откуда руки и ноги
выпячивались. Даже в летние благополучные месяцы 1949 года умирало по 60-70
человек в день, а зимой по сотне (считали эстонцы, работавшие при морге).
(В других Особлагах не было такой смертности, и кормили лучше, но и
работы же покрепче, ведь не инвалиды -- это читатель уравновесит уже сам.)
Все это было в 1949 (тысяча девятьсот сорок девятом) году -- на
тридцать втором году Октябрьской революции, через четыре года после того,
как кончилась война и её суровые необходимости, через три года после того,
как закончился Нюрнбергский процессе и всё человечество узнало об ужасах
фашистских лагерей и вздохнуло с облегчением: "это не повторится!.."


(А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ)