В демократические века абсолютная власть по сути своей не бывает жестокой или дикой, ко лишь мелочно-въедливой и придирчивой. Такого рода деспотизм, хотя он и не топчет людей, тем не менее открыто противостоит свойственному им коммерческому духу и предпринимательской жилке.
Следовательно, люди, живущие в века демократии, нуждаются в свободе, она необходима им для того, чтобы без особых трудностей получать те материальные блага и удовольствия, которые они беспрестанно вожделеют.
И все-таки иногда случается, что все та же чрезмерная тяга к удовольствиям заставляет их подчиниться первому объявившемуся повелителю. В такой ситуации жажда благополучия подрывает свои собственные основы, и люди, не осознавая этого, удаляются от предмета своих вожделений. Действительно, в жизни демократических народов иногда наступают очень опасные периоды.


Родись я в аристократические времена в жизни нации, когда наследственные богатства считанных единиц и безысходная бедность всех остальных людей в равной мере отвращают граждан от мысли об улучшении своей доли, заставляя их словно бы оцепеневшие души предаваться созерцанию загробного мира, мне бы захотелось пробудить
в таком народе сознание своих потребностей. В этом случае мне бы следовало помышлять об открытии самых быстрых и легких способов удовлетворения этих новых, вызванных к жизни желаний и, направив все усилия лучших человеческих умов на изучение естественных наук, мне надо было бы нацелить их на поиски путей материального процветания.
Если при этом отдельные люди воспылали бы чрезмерной жаждой богатства и неразумной страстью к физическим удовольствиям, я бы не стал беспокоиться: эти индивидуальные черты тотчас же и без следа растворились бы на фоне нравственного облика всего общества.


Всем тем, кого волнует будущее демократических обществ, необходимо объединиться и всем сообща постоянно работать, воспитывая в недрах этих обществ вкус к бесконечному, возвышенные чувства и любовь к нематериальным наслаждениям...
... Демократия благоприятствует формированию в людях склонности к материальным удовольствиям. Эта склонность, если она становится чрезмерной, вскоре приводит человека к мысли о том, что вокруг него нет ничего, кроме материи; в свою очередь, материализму удается внушить людям пылкую, безрассудную страсть ко все тем же материальным наслаждениям. Таков порочный круг, к которому влекутся демократические нации. Было бы неплохо, если бы они видели опасность и предотвращали бы ее.



Учение о метемпсихозе, безусловно, не более разумно, чем материализм; тем не менее, если бы демократия оказалась перед абсолютной необходимостью выбора между ними, я не стал бы колебаться, поскольку полагаю, что граждане меньше рискуют, умственно отупляя и унижая себя, когда они думают, что их душа перейдет в тело свиньи, чем тогда, когда они вообще перестают верить в существование души.

(Ввиду возможности и такой перспективы, а, так же, по другим причинам, нужно хорошо относится к "братьям нашим меньшим").

Животные наделены теми же чувствами, что и мы, и более или менее сходными вожделениями: у нас нет таких плотских страстей, которыми мы отличались бы от них, и всякое наше физическое ощущение, хотя бы в зачаточном состоянии, свойственно также любой собаке.
Отчего же тогда животные способны удовлетворять лишь самые насущные и элементарные из своих потребностей, в то время как мы до бесконечности разнообразим наши удовольствия и беспрестанно увеличиваем число наших потребностей?
Над животным миром нас возвышает способность использовать силы души для поисков материальных благ, в которых животное руководствуется одними лишь инстинктами...Именно благодаря тому, что человек обладает способностью с презрением отречься от потребностей своего тела и даже от самой жизни - вещь совершенно немыслимая для животных, - люди могут накапливать земные блага в той степени, которая недоступна пониманию животного.


Он [моралист] должен показать им, что, хотя облик человечества сильно изменился, методы, с помощью которых люди могут обеспечить собственное процветание в этом мире, остались прежними и что в демократиях, как и в любом другом обществе, удовлетворить главную, мучительную жажду счастья человек может только в том случае, если он изо для в день подавляет в себе тысячу мелких, конкретных желаний.


Говоря в целом, промышленная аристократия, набирающая силу на наших глазах, - одна из самых жестоких аристократий, когда-либо появлявшихся на земле, однако в то же самое время ее власть весьма ограниченна и не столь опасна.
Тем не менее именно в эту сторону друзья демократии должны постоянно обращать свои настороженные шоры, ибо если устойчивым привилегиям и власти аристократии когда-либо вновь суждено подчинить себе мир, то можно предсказать, что войдут они через эту дверь.

(Токвиль Алексис де. "Демократия в Америке")