Кропоткин

В марте 1918 большевики выгнали его из особняка, реквизировали особняк для своих нужд. Кропоткин по-корно перебрался на какую-то другую квартиру - и стал добиваться свидания с Лениным: в пренаивнейшей на-дежде заставить его раскаяться в том чудовищном терро-ре, который уже шел тогда в России, и наконец, добился свидания. Он почему-то оказался "в добрых отношени-ях" с одним из приближенных Ленина, с Бонч-Бруевичем, и вот у него и состоялось в Кремле это свидание. Совершенно непонятно: как мог Кропоткин быть "в доб-рых отношениях" с этим редким даже среди большеви-ков негодяем? Оказывается, все-таки был. И мало того: пытался повернуть деяния Ленина "на путь гуманности". А потерпев неудачу, "разочаровался" в Ленине и говорил о своем свидании с ним, разводя руками:
- Я понял, что убеждать этого человека в чем бы то ни было совершенно напрасно! Я упрекал его, что он, за покушение на него, допустил убить две с половиной ты-сячи людей. Но оказалось, что это не произвело на него никакого впечатления...

А затем, когда большевики согнали князя анархиста и с другой квартиры, "оказалось", что надо переселяться из Москвы в уездный город Дмитров, а там существовать в столь пещерных условиях, какие и не снились никако-му анархисту. Там Кропоткин и кончил свои дни, пере-жив истинно миллион терзаний: муки от голода, муки от цинги, муки от холода, муки за старую княгиню, изнемогавшую в непрерывных заботах и хлопотах о куске гни-лого хлеба... Старый, маленький, несчастный князь меч-тал раздобыть себе валенки. Но так и не раздобыл, - только напрасно истратил несколько месяцев, - меся-цев! - на получение ордера на эти валенки. А вечера он проводил при свете лучины, дописывая свое посмертное произведение "Об этике"...

Можно ли придумать что-нибудь страшнее? Чуть не вся жизнь, жи

знь человека, бывшего когда-то в особой близости к Александру Второму, была ухлопана на рево-люционные мечты, на грезы об анархическом рае, - это среди нас-то, существ, еще не совсем твердо научивших-ся ходить на задних лапах! - и кончилась смертью в холо-де, в голоде, при дымной лучине, среди наконец-то осуще-ствившейся революции, над рукописью о челове-ческой этике.

(Бунин Иван Алексеевич- Под Серпом и Молотом)