Н. С. Лесков. Ракушанский меламед

Ученая слава Схарии была так велика, что говорили, будто ей завидовал
сам караим Фиркович. Святость Схарии равнялась его учености, но славилась
еще более первой. Разумеется, это была та каверзная праведность и та
убивающая дух ученость, которыми огорчался наш Спаситель и за которые
возглашал: "горе вам, горе и горе".

_______


Схария, вероятно, прозяб и устал, а потому как сел обдумывать, что
сделать с казаком, чтобы он по-прежнему ездил, но никого не трогал, так и
сам не заметил, как заснул. Но что он за тяжкие претерпевал при этом
мучения. Видит он пред собою книгу Закона и уже быстро разогнул ее и хочет
читать заветное место у Даниила, как вдруг откуда ни возьмись кто-то рыжий
закрыл книгу рукой и говорит: "Я ее запечатлеваю". Сказать такое слово
благочестивому еврею, это дело ужасное. После этого он не может молиться до
тех пор, пока признает себя нарушившим заповедь против ближнего и выпросит
себе у него прощения. Схария остолбенел от такой наглости! Кто мог быть этот
дерзкий, который удрал ему такую штуку? Никто иной, как Коган Шлиома,
которому давно хочется быть святее Схарии и перекупить у него Гелиу. Схария
видит его дерзкую руку, обернулся, но Шлиома уже исчез. Схария в синагоге;
поднял книгу Закона вверх обеими руками, так высоко, чтобы все ее видели, и,
прохаживаясь с нею при общем одобрении, громко выкрикает: "Вот закон,
который Моисей дал детям Израилевым!", но вдруг ко всеобщему ужасу зашатался
и уронил книгу Закона на пол, - это второй знак почти уже неотвратимого
несчастия.
Не обошлось и без третьего. Схария дома; собрал на школьный двор
множество мальчишек, дал каждому из них по грошу и по деревянной пике и
заставил их как можно громче кричать и махать пиками, чтобы прогнать
дьявола, явно строящего ему каверзы. А сам пошел в комнату, горя желанием
узнать: хорошего или худого должен он, после такого крайнего употребленного
им средства, ожидать себе в будущем, и стал с этою целью рассматривать над
свечой свои руки. Но у них пропала тень! Испуганный Схария бросил свечу и
поспешно выбежал нагой на крыльцо, чтобы при луне вернуть себе тень от
Авеля, но луна вдруг вся потемнела и как будто упала с неба.
Хуже этого ничего не может быть на свете, так как самые знаменитые
раввины в одно говорят, что исчезновение тени знаменует неизбежную погибель,
и это верно, потому что основано на Моисеевом слове "и тени своей не
узрите".
Столь быстро, кажется, никто не падал в своих собственных глазах и в
глазах всего общества, как падал Схария. Осталось последнее средство: до
зари исповедывал Схария свои грехи, стоя не на земле, по которой ползал
райский змей, а в тазу с водой, и потом взял белого петуха, а Хаве дал
наседку, и оба они долго вертели этих птиц около своей головы. Петух и
курица громко кричали, а Схария выкрикал:
- Пусть этот петух будет жертвой за мой грех: пусть он заслужит мне
хорошую награду! Пусть как машет этот петух крыльями, так машут крыльями и
перелетают вокруг меня с места на место ангелы. Пусть улетают злые и садятся
вокруг моей головы на их место добрые! И пусть этот петух умрет за меня на
этот год, а я буду жить, и Хава будет жива и будет меня слушать с одного
раза и будет у нас с нею всякую неделю гут-шабаш...
И он протянул руку и дернул Хаву за руку, велел ей сварить и петуха, и
наседку; внутренности жертвенных птиц завязал в узелок и положил на крышу
дома, чтобы вороны унесли их с глаз. Так Схарией было сделано все, что можно
было сделать для отвращения грозной судьбы, и он слышал уже, как, прежде чем
началась вечерняя молитва, два раввина разом в один голос начали восклицать
ему публичное прощение. Но в это самое время досадительная Хава разбудила
мужа.


_______



С этой поры мой Схария и стал у всех в посмешище и доживает век в дураках, ожидая, пока придет час обмазать ему голову сырым яйцом и зарыть его в землю. Вот вам и "страшный жид" с расчетом. Конечно, может быть, это к другим в пример не идет, ну да я ведь это так рассказал, к тому, что и рассчетливый просчитывается.