БУНИН И.А.- ОКАЯННЫЕ ДНИ- МОСКВА, 1918 г.(отрывки)

18 февраля.


Утром собрание в "Книгоиздательстве Писателей". До начала заседания я самыми последними словами обкладывал большевиков. Клестов-Ангарский,- он уже какой-то комиссар,- ни слова.

На стенах домов кем-то расклеены афиши, уличающие Троцкого и Ленина в связи с немцами, в том, что они немцами подкуплены. Спрашиваю Клестова:

- Ну, а сколько же именно эти мерзавцы получили?

- Не беспокойтесь,- ответил он с мутной усмешкой,- порядочно...



19 февраля.


Коган рассказывал мне о Штейнберге, комисса-
ре юстиции: старозаветный, набожный еврей, не ест
трефного, свято чтит субботу… Затем о Блоке: он сей-
час в Москве, страстный большевик, личный секретарь
Луначарского. Жена Когана с умилением:
– Но не судите его строго! Ведь он совсем, совсем
ребенок!
В пять часов вечера узнал, что в Экономическое
Общество Офицеров на Воздвиженке пьяные солдаты
бросили бомбу. Убито, говорят, не то шестьдесят, не то
восемьдесят человек.
Читал только что привезенную из Севастополя «ре-
золюцию», вынесенную командой линейного кора-
бля «Свободная Россия». Совершенно замечательное
произведение:
– Всем, всем и заграницу Севастополя бесцельно
по-дурному стреляющим!
– Товарищи, вы достреляетесь, на свою голову, ско-
ро нечем будет стрелять и по цели, вы все расстреля-
ете и будете сидеть на бобах, а тогда вас, голубчиков,
и пустыми руками заберут.
– Товарищи, буржуазия глотает и тех, кто лежит сей-
час в гробах и могилах. Вы же, предатели, стреляльщи-
ки, тратя патроны, помогаете ей и остальных глотать.
Мы призываем всех товарищей присоединиться к вам
и запретить всем, имеющим конячую голову.
– Товарищи, давайте сделаем так от нынешнего дня,
чтобы всякий выстрел говорил нам: «Одного буржуя,
одного социалиста уже нет в живых!» Каждая пуля, вы-
пущенная нами, должна лететь в толстое брюхо, она
не должна пенить воду в бухте.
– Товарищи, берегите патроны пуще глаза. С одним
глазом еще можно жить, но без патронов нельзя.
– Если стрельба при ближайших похоронах возоб-
новится по городу и бухте, помните, что и мы, воен-
ные моряки линейного корабля «Свободная Россия»,
выстрелим один разочек, и тогда не пеняйте на нас,
если у всех полопаются барабанные перепонки и сте-
кла в окнах.
– Итак, товарищи, больше в Севастополе пустой,
дурной стрельбы не будет, будет стрельба только де-
ловая – в контрреволюцию и буржуазию, а не по воде
и воздуху, без которых и минуты никто не может жить!

27 февраля.

Читали статейку Ленина. Ничтожная и жульническая - то интернационал, то "русский национальный подъем".

28 февраля.

Опять зима. Много снегу, солнечно, стекла домов блестят.

Вести со Сретенки - немецкие солдаты заняли Спасские казармы.

В Петербург будто бы вошел немецкий корпус. Завтра декрет о денационализации банков. Думаю, что опять-таки это все сами большевики нас дурачат.

1 марта.

Вечер у Ш.

Идя к нему, видели адвоката Т. Подъехал к своему дому на красной лошади. Приостановились, поздоровались. Бодр, говорит, что большевики заняты сейчас одним: "награбить как можно больше денег, так как сами отлично знают, что царствию их конец".

2 марта.

"Развратник, пьяница Распутин, злой гений России". Конечно, хорош был мужичок. Ну, а вы-то, не вылезавшие из "Медведей" и "Бродячих Собак"?

Новая литературная низость, ниже которой падать, кажется, уже некуда: открылась в гнуснейшем кабаке какая-то "Музыкальная табакерка" - сидят спекулянты, шулера, публичные девки и лопают пирожки по сто целковых штука, пьют ханжу из чайников, а поэты и беллетристы (Алешка Толстой, Брюсов и так далее) читают им свои и чужие произведения, выбирая наиболее похабные. Брюсов, говорят, читал "Гавриилиаду", произнося все, что заменено многоточиями, полностью. Алешка осмелился предложить читать и мне,- большой гонорар, говорит, дадим.

"Вон из Москвы!" А жалко. Днем она теперь удивительно мерзка. Погода мокрая, все мокро, грязно, на тротуарах и на мостовой ямы, ухабистый лед, про толпу же и говорить нечего. А вечером, ночью пусто, небо от редких фонарей чернеет тускло, угрюмо. Но вот тихий переулок, совсем темный, идешь - и вдруг видишь открытые ворота, за ними, в глубине двора, прекрасный силуэт старинного дома, мягко темнеющий на ночном небе, которое тут совсем другое, чем над улицей, а перед домом столетнее дерево, черный узор его громадного раскидистого шатра...

Читал новый рассказ Тренева ("Батраки"). Отвратительно. Что-то, как всегда теперь, насквозь лживое, претенциозное, рассказывающее о самых страшных вещах, но ничуть не страшное, ибо автор несерьезен, изнуряет "наблюдательностью" и такой чрезмерной "народностью" языка и всей вообще манеры рассказывать, что хочется плюнуть. И никто этого не видит, не чует, не понимает,- напротив, все восхищаются. "Как сочно, красочно!"

"Съезд Советов". Речь Ленина. О, какое это животное!

Читал о стоящих на дне моря трупах,- убитые, утопленные офицеры. А тут "Музыкальная табакерка".