-- Пропусти, добрый человек,-- кротко сказал Ходжа
Насреддин.-- На таких узких дорогах нужно ездить вдоль, а не
поперек.
-- Ага! -- ответил слуга со злорадством в голосе.-- Ну,
теперь тебе не миновать подземной тюрьмы! Знаешь ли ты, что
этот вельможа, владелец жеребца, вырвал у моего господина
полбороды, а мой господин разбил ему до крови нос. Завтра же
тебя потащат на эмир-ский суд. Поистине, участь твоя горькая, о
человек!
-- Что ты говоришь?! -- воскликнул Ходжа Насреддин.--
Из-за чего же могли так сильно поссориться эти почтенные люди?
Но зачем ты остановил меня -- я не могу быть судьей в их споре!
Пускай уж они сами разбираются как-нибудь!
-- Довольно болтать! -- сказал слуга.-- Заворачивай
обратно. Придется тебе ответить за этого жеребца.
-- Какой жеребец?
-- Ты еще спрашиваешь? Тот самый, за которого ты получил
от моего господина кошелек серебра.
-- Клянусь аллахом, ты ошибаешься,-- ответил Ходжа
Насреддин.-- Жеребец здесь совсем ни при чем. Посуди сам -- ты
ведь слышал весь разговор. Твой господин, человек щедрый и
благочестивый, желая помочь бедняку, спросил: хочу ли я
получить триста таньга серебром? -- и я ответил, что, конечно,
хочу. И он дал мне триста таньга, да продлит аллах дни его
жизни! Но предварительно он решил испытать мою скромность и мое
смирение, дабы убедиться, что я заслуживаю награды. Он сказал:
"Я не спрашиваю, чей это жеребец и откуда он" -- желая
проверить, не назову ли я себя из ложной гордости хозяином
этого жеребца. Я промолчал, и щедрый, благочестивый купец
остался доволен этим. Потом он сказал, что такой жеребец был бы
слишком хорош для меня, я с ним вполне согласился, и он опять
остался доволен. Затем он сказал, что я нашел на дороге то, что
может быть обменено на серебро, намекая этим на мое усердие и
твердость в исламе, которые я обрел в своих скитаниях по святым
местам. И он тогда наградил меня, дабы этим благочестивым делом
заранее облегчить себе переход в рай по загробному мосту, что
легче волоса и тоньше острия меча, как говорит священный коран.
В первой же молитве я сообщу аллаху о благочестивом поступке
твоего господина, дабы аллах заранее приготовил для него перила
на этом мосту.
Слуга задумался, потом сказал с хитрой усмешкой, от
которой Ходже Насреддину стало как-то не по себе:
-- Ты прав, о путник! И как это я сразу не догадался, что
твой разговор с моим хозяином имеет столь добродетельный смысл!
Но если уж ты решил помочь моему господину в переходе по
загробному мосту, то лучше, чтобы перила были с двух сторон.
Оно выйдет крепче и надежнее. Я тоже с удовольствием помолился
бы за моего господина, чтобы аллах поставил перила и с другой
стороны.
-- Так помолись! -- воскликнул Ходжа Насреддин.-- Кто
мешает тебе? Ты даже обязан это сделать. Разве не повелевает
коран рабам и слугам ежедневно молиться за своих господ, не
требуя особой награды...
-- Заворачивай ишака! -- грубо сказал слуга и, тронув
лошадь, прижал Ходжу Насреддина к забору.-- Ну, живее, не
заставляй меня терять попусту время!
-- Подожди,-- торопливо прервал его Ходжа Насреддин.-- Я
еще не все сказал. Я собирался прочесть молитву в триста слов,
по числу таньга, полученных мною. Но теперь я думаю, что можно
обойтись молитвой в двести пятьдесят слов. Перила с моей
стороны будут только чуть-чуть потоньше и покороче. А ты
прочтешь молитву в пятьдесят слов, и премудрый аллах сумеет из
тех же бревен выкроить перила на твою сторону.
-- Как же так? -- возразил слуга.-- Значит, мои перила
будут в пять раз короче твоих?
-- Но зато они будут в самом опасном месте! -- с живостью
добавил Ходжа Насреддин.
-- Нет! Я не согласен на такие коротенькие перила! --
решительно сказал слуга.-- Значит, часть моста будет
неогороженной! Я весь бледнею и покрываюсь холодным потом при
мысли о страшной опасности, угрожающей моему господину! Я
полагаю, что мы оба должны прочесть молитвы по сто пятьдесят
слов, чтобы перила были с обеих сторон одинаковыми. Ну, пусть
они будут тоненькие, зато с двух сторон. А если ты не согласен,
то я в этом вижу злой умысел против моего господина -- значит,
ты хочешь, чтобы он свалился с моста! И я сейчас позову людей,
и ты прямым ходом отправишься в подземную тюрьму!
-- Тоненькие перила! -- в ярости вскричал Ходжа Насреддин,
чувствуя как бы слабое пошевеливание кошелька в своем поясе.--
По-твоему, достаточно огородить этот мост прутиками! Пойми же,
что перила с одной стороны должны быть непременно толще и
крепче, дабы купцу было за что ухватиться, если он оступится и
будет падать!
-- Сама истина говорит твоими устами! -- радостно
воскликнул слуга.-- Пусть они будут толще с моей стороны, а я
уж не пожалею труда и прочту молитву в двести слов!
-- А в триста не хочешь? -- злобно сказал Ходжа Насреддин.
Они долго спорили на дороге. Редкие прохожие, слышавшие
обрывки разговора, почтительно кланялись, принимая Ходжу
Насреддина и рябого слугу за благочестивых паломников,
возвращающихся с поклонения святым местам.
Когда они расставались, кошелек Ходжи Насреддина был легче
наполовину: они договорились, что мост, ведущий в рай, должен
быть огорожен для купца с двух сторон совершенно одинаковыми по
длине и прочности перилами.
-- Прощай, путник,-- сказал слуга.-- Сегодня мы с тобой
совершили благочестивое дело.
-- Прощай, добрый, преданный и добродетельный слуга, столь
пекущийся о спасении души своего хозяина. Скажу еще, что в
споре ты не уступишь, наверное, даже самому Ходже Насреддину.
-- Почему ты вспомнил о нем? -- насторожился слуга.
-- Да так. Пришлось к слову,-- ответил Ходжа Насреддин,
подумав про себя: "Эге!.. Да это, кажется, не простая птица!"
-- Может быть, ты приходишься ему каким-нибудь дальним
родственником? -- спросил слуга.-- Или знаешь кого-нибудь из
его родственников?
-- Нет, я никогда не встречался с ним. И я никого не знаю
из его родственников.
-- Скажу тебе на ухо,-- слуга наклонился в седле,-- я
прихожусь родственником Ходже Насреддину. Я его двоюродный
брат. Мы вместе провели детские годы.
Ходжа Насреддин, окончательно укрепившись в своих
подозрениях, ничего не ответил. Слуга нагнулся к нему с другой
стороны:
-- Его отец, два брата и дядя погибли. Ты, наверное,
слышал, путник?
Ходжа Насреддин молчал.
-- Какое зверство со стороны эмира! -- воскликнул слуга
лицемерным голосом.
Но Ходжа Насреддин молчал.
-- Все бухарские визири -- дураки! -- сказал вдруг слуга,
трепеща от нетерпения и алчности, ибо за поимку вольнодумцев
полагалась от казны большая награда.
Но Ходжа Насреддин упорно молчал.
-- И сам наш пресветлый эмир тоже дурак! -- сказал
слуга.-- И еще неизвестно, есть ли на небе аллах или его вовсе
не существует.
Но Ходжа Насреддин молчал, хотя ядовитый ответ давно висел
на самом кончике его языка. Слуга, обманувшийся в своих
надеждах, с проклятием ударил лошадь нагайкой и в два прыжка
исчез за поворотом. Все затихло. Только пыль, взметенная
копытами, вилась и золотилась в неподвижном воздухе,
пронизанная косыми лучами.
"Ну вот, нашелся все-таки родственничек,-- насмешливо
думал Ходжа Насреддин.-- Старик не солгал мне: шпионов
действительно развелось в Бухаре больше, чем мух, и надо быть
осторожнее, ибо старинная поговорка гласит, что провинившийся
язык отрубают вместе с головой".
7 июл. 2009 г.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий